— Что уважаемый синьор желает приобрести? — доносится до меня голос, и я от неожиданности даже вздрогнул.
Я стоял у стенда с пластинками и нотными тетрадями, вспоминал свои любимые пластинки, которые, конечно же, резко отличались от тех, что были здесь, и поэтому не сразу обратил внимание, что за моей спиной стоит хозяин магазинчика — невысокий черноволосый мужчина в строгом коричневом костюмчике и отглаженной белой рубахе со стоячим воротником.
— Как вы поняли, что со мной нужно говорить по-русски? — усмехаюсь я.
— О, это не секрет! — улыбается в ответ мужчина. — Я до этого спросил вас на испанском, потом на английском и идише, но вы молчали. Или не услышали, или не понимали. А на каком ещё языке можно разговаривать с таким презентабельным клиентом, как вы?
— Презентабельным? Ну да…
— Если вы хотите что-то прослушать, то возьмите пластинку со стенда и передайте мне. Я поставлю её на граммофон.
На высоком прилавке в глубине магазина и в самом деле стоит несколько граммофонов с пёстрыми раструбами, и около одного из них женщина средних лет слушает какую-то надрывную песню на испанском языке.
— Спасибо. Я посмотрю сейчас и обязательно подойду к вам. — Наверное, мне стоило сразу задать свои вопросы этому симпатичному хозяину магазина, но хочется ещё минуту постоять тут и подышать запахом пластинок, который, оказывается, нисколько не изменился за эти годы и был таким же чудесным и волнующим.
Я помнил, какие безумные деньги платили мы за наши вожделенные диски, и сразу же взгляд невольно приковали ценники на товары в этом замечательном магазине, заставившем меня чуть ли не растрогаться. Пластинки тут стоили от двух с половиной песо до пяти. Дорого это или нет, я понятия не имею. Зато нотные листы, которые лежали рядом, по сравнению с пластинками стоят баснословно дорого — от одного и до трёх песо. Нужно и об этом поинтересоваться у хозяина.
— Извините меня, — я подхожу к прилавку и краем глаза замечаю, что граммофоны стоят от ста пятидесяти до трёхсот песо, — я не очень хорошо разбираюсь в ценах, потому что…
— Потому что прибыли в Аргентину только сегодня утром? — услужливо подсказывает хозяин. — Наверное, вы с корабля «Эсмеральда» из Марселя?
— Да, с корабля «Эсмеральда»…
— Посудите сами, уважаемый синьор, — хозяин делает широкий жест, — покупать пластинки недешёвое удовольствие, но и в Европе они стоят порядочно… Даже я, например, не могу позволить себе больше двух-трёх пластинок в месяц. А вот мой друг Густаво, который служит в полиции и вообще без ума от танго, так у него зарплата шестьдесят песо. И трое детей…
— Недёшево, — соглашаюсь я.
— А вы где-то уже остановились? — Хозяин смотрит на меня почти отеческим взглядом. — Если ищете недорогое жильё, могу посоветовать.
И тут я, наконец, вспоминаю, ради чего сюда прибыл:
— Есть у меня один давний знакомый ещё по Черновцам…
— О, так вы тоже из Черновиц?! — восхищается хозяин. — Мы с вами земляки!
— Я ищу Макса Глюксманна.
— Так вы и с ним знакомы?! Это сегодня очень большой человек! Он хозяин нашей крупнейшей фабрики по производству грампластинок и лучший друг всех наших музыкантов. Они его просто боготворят. И знаете, почему? Потому что выпускает ноты с их песнями, а главное, платит им проценты с выпуска нот и пластинок. Вот какой он замечательный человек!
— Как мне его найти? Да, и кстати, — вдруг вспоминаю я просьбу Шауля, — мне хотелось бы передать привет ещё одному человеку от нашего общего знакомого…
— Что за человек?
— Его зовут Матос Родригес.
— Первый раз слышу.
— Он музыкант и автор знаменитого танго «Кумпарсита».
— Не знаю такого танго, извините.
— Ничего страшного. Оставим Родригеса… Так где мне найти Глюксманна?
— Он живёт совсем рядом. Выйдем на улицу, я покажу дорогу…
Дом основателя аргентинской звукозаписывающей индустрии Макса Глюксманна, бывшего бедного российского эмигранта, представлял собой двухэтажный особняк, отгороженный кованными узорными решётками от шумной многолюдной улицы. Мне пришлось несколько раз позвонить в колокольчик на воротах, пока вышел то ли дворецкий, то ли слуга, и ни слова не говоря провёл меня внутрь.
В полутёмном зале с роялем и разбросанными повсюду всевозможными музыкальными инструментами, у высокой конторки стоял черноволосый человек с пышными усами и что-то записывал в большую амбарную книгу.
— Минуточку подождите, — безо всякого приветствия и даже не глядя в мою сторону говорит он. — Сейчас я закончу.
Я сажусь на свободный стул и начинаю осматриваться.
— Что принесли? Показывайте. — Хозяин дома уже стоит передо мной и разглядывает меня хитрым оценивающим взглядом. — Не тяните время, я очень занят. Если ноты, то я прямо сейчас просмотрю, а если хотите что-то сами исполнить, то вот музыкальные инструменты перед вами. Хоть скрипка, хоть кларнет или труба, хоть бандонеон…
— Простите, вы, наверное, господин Макс?
— А кто же ещё! Кого вы здесь хотели увидеть? А вы разве не композитор или музыкант?
— Нет.
— Тогда что вы хотели? Только говорите очень быстро, потому что у меня абсолютно нет времени.
— Я разыскиваю одного человека, который непременно должен был посетить вас.
— И кого же?
— Гершона Дубина.
Глюксманн морщится, потом вдруг его лицо светлеет:
— А, вы ищете того чудака… Очень странный человек, но исполняет такую необычную музыку, что я даже не знаю, что ему ответить.